– Яночка…

– Не трогай меня! Не буду молчать! Это он должен был быть на месте Дениса!

Она зарыдала, отчего ее и без того изможденное лицо стало казаться похожим на маску.

Мирон впервые попытался заговорить.

– Яна… Я не знал ничего… Не знал про твой звонок…

Она запрокинула руки, впечатывая локти ему в грудь.

– Не верю тебе! Ненавижу! Он умирал… несколько часов, пока эти сволочи насиловали меня… у него на глазах… Ты мог все это остановить!... Ненавижу!

Голос сорвался. Девушка обмякла в руках кого-то из родственников, поспешивших унести ее. Во внезапно наступившей тишине единственным звуком остались лишь глухие удары комьев земли, сыпавшихся на крышку гроба.

Мирон почти все время молчал. Уже которые сутки, произнося лишь изредка совершенно отвлеченные, ничего не значащие фразы. И не ел. Полина несколько раз в день ставила перед ним тарелку с едой, которую спустя несколько часов приходилось убирать нетронутой.  Возвращалась с работы, где давно уже делала все машинально, заставая его в том же застывшем состоянии. И не представляла, что делать дальше. Как же хотелось проникнуть в мысли мужа, хоть немного облегчить боль, съедающую его! Вымолить прощение.

Он не слышал ее слов. Или не хотел слышать. Любая попытка разговора оставалась безрезультатной. Девушка ждала перемен, и они наступили, однако оказались абсолютно непредсказуемыми.

После свежего морозного воздуха запах в квартире был просто удушающим. Закрывая за собой входную дверь, Полина поморщилась: рабочий день выдался как никогда сложным. Но любые проблемы на работе не могли сравниться тем, что ей предстояло увидеть.

Мирон находился на кухне в уже ставшей привычной за последние дни сгорбленной позе, сидел за столом, спрятав лицо в ладонях. Поднял голову, услышав шаги жены. Полина тихо охнула: он был пьян.

За более чем семь лет их совместной жизни она никогда не видела мужа в таком состоянии. Девушка только сейчас заметила, как изменилось его  лицо: посеревшая кожа, некрасиво выступающие скулы. В помутневших глазах не было жизни – одна только глухая, непроглядная тоска. Даже алкоголь не помог избавиться от нее.

Не глядя на жену, он  опрокинул в стакан очередную порцию. Швырнул пустую бутылку на пол, где валялось уже несколько других.

Полина метнулась к нему.

– Милый, не надо… Не пей больше…

Она попыталась отобрать стакан, но мужчина вдруг резко перехватил ее запястье. Сжал так сильно, что девушка почувствовала боль. Дернул на себя. Она уперлась в его грудь еще без страха, но сердце сжалось от недоброго предчувствия. Посмотрела на любимое лицо и … не узнала его. Эти дикие глаза не могли быть глазами ее мужа. Жесткие руки, швырнувшие на кровать, не могли принадлежать ему. Жалящие прикосновения губ не имели ничего общего с привычными ласками. Она попыталась обнять Мирона, но он перехватил это движение, закидывая руки над головой и  пригвождая их к постели, так что не получалось пошевелиться.

– Не надо… Ты делаешь мне больно…

Он не услышал. Вообще никак не отреагировал на едва различимый  шепот. Глаза, метающиеся по ней, горели каким-то безумным огнем.  Вискам стало горячо от набежавших слез.

– Остановись,… пожалуйста…

Все еще не верила. Сдавленному дыханию, оставляющему следы на нежной коже. Треску разорвавшейся одежды. Болезненной тяжести, обрушившейся на ее тело. И собственной беспомощности… Ни оттолкнуть, ни даже просто отодвинуться не было никаких сил.

Очередное движение снова принесло боль. Девушка не выдержала. Ее глухой, надрывный стон наконец-то достиг цели. Мирон замер, а стальная хватка, сковывающая запястья, ослабла. Полина физически ощутила, как напряглись, закаменели все его мышцы.  Осторожным, почти невесомым прикосновением убрал спутанные пряди волос с залитого слезами лица. Безумие в глазах медленно сменилось… шоком. Он молчал, широко раскрытыми глазами впиваясь в нее. Ужас, застывший во всем его существе, был настолько очевидным, что Полина сама испугалась еще больше. Не того, что он сделал, – последствий, которые теперь оказались неминуемы.

– Я сошел с ума… – Он это даже не сказал, выдохнул хриплым, незнакомым шепотом. Скатился с кровати, тяжело падая на пол, попытался встать, натыкаясь на мебель, не отрывая при этом от жены застекленевшего взгляда. Губы дрогнули, словно он попытался что-то сказать, однако слов не прозвучало. Мирон метнулся в кухню, захлопывая за собой дверь. Мгновенье спустя девушка услышала удар и звон разбитого стекла.

Она лежала, боясь пошевелиться. Между ног саднило, запястья припухли и продолжали противно ныть. На коже отчетливо проступили отпечатки пальцев.

Как это могло с ними случиться? В какой момент они допустили ошибку, позволив этому безумию вмешаться в их судьбу? И как теперь жить дальше?

Ответов у нее не было. Ничего, кроме непрекращающегося потока слез, от которых она уже почти ничего не видела. Искусанные губы нестерпимо щипало.

«Надо добраться до ванной», – почему-то эта мысль показалась девушке спасительным решением. «Я приму душ… мы оба успокоимся… и попробуем все решить… Ведь должен существовать какой-то выход…»

Полина медленно поднялась, стараясь не обращать внимания на судорожное напряжение в мышцах. «Все пройдет… Это скоро закончится…». Первое движение далось с трудом – ноги дрожали… Она шагнула дальше, и в этот момент ее окатила резкая боль. Казалось, кто-то с размаху ударил в живот, выбивая весь воздух. В отекших от слез глазах потемнело. Девушка испуганно дернулась, возвращаясь к кровати. Попыталась лечь, но боль обожгла снова, накатывая с еще большей силой, взрываясь в теле пронзительными ослепляющими вспышками.

Сползла на пол, подгибая под себя колени, и вдруг почувствовала странную вязкость между ног. Опустила туда руку и с трудом сдержала крик: ладонь оказалась покрыта кровью.

Встать не получилось: тело не слушалось, сжимаясь от пульсирования внизу живота, мешающего даже просто дышать. Она закричала, не узнавая собственного голоса.

Дверь кухни резко распахнулась, с грохотом ударяясь о стену. Мирон застыл на пороге, почерневшими от ужаса глазами смотря на распластанную на полу жену. Не понимая, не веря  тому, что видит.

Низ нажатой между ногами футболки был уже насквозь мокрым от крови. Новый толчок раздирающей боли полоснул живот, заставляя скрутиться еще сильнее. Не помогло. Легче не становилась. Взглянув на расползающуюся по ногам багровую муть, Полина прохрипела мужу: «Скорую… быстрее…», понимая, что торопиться уже слишком поздно. Видела, чувствовала: происходило что-то страшное, и  остановить это было уже невозможно.

Белизна больничных стен слепила глаза. Сколько она уже находится за этими дверями? Мирон потерял счет времени. Вцепился заледеневшими пальцами в скамейку для посетителей, снова и снова прокручивая в голове жуткие кадры. В какой момент его покинул рассудок? За какие прегрешения он утратил возможность контролировать собственные действия? Это не укладывалось в голове, звенящей от нестерпимого давления. Как он мог? Как посмел причинить боль своей любимой девочке? И что же сотворил с ней? Ни на мгновенье не удавалось забыть кровавое пятно на ковре и перекошенное от боли лицо Полины…

Хотелось завыть, впечатываясь в эту белую стену. Вырваться из неотвратимо замыкающегося страшного круга. Внезапно проснуться, с облегчением осознавая, что произошедшее  – всего лишь ночной кошмар.

Но он слишком хорошо понимал, что ничего подобного не случится. Не может быть легче после того, что он натворил. После того, что видел в собственном доме, возле своей кровати. И теперь будет только хуже.

Мужчина скорее почувствовал, чем увидел подошедшего к нему врача. То ли от остатков выпитого алкоголя, то ли от боли мысли путались, язык не хотел подчиняться. Поднялся навстречу, внезапно ощущая, как качается пол и почти вплотную нависает потолок. Но это было уже неважно.